20:36 IBIS (Цыганов А.) Боль (рассказ) |
БОЛЬ
Опять же: "женщина – пуп земли, а мужчины – окружающие кляксы, созданные от скуки", амбиции слабого пола, непонимание принципа работы бормашины – механизма, мужского творения, зверя… Она хмыкнула, разбив мою пломбу, и стала длинной иглой, будто сапер щупом, пытать открытый нерв. После особенно сильного нажима что-то там треснуло, и щуп вошел в десну. От боли я выпучил глаза, они чуть не лопнули, как от высокого скачка давления. - Больно? – она нетерпеливо повозила щупом туда-сюда, каждый раз раздавался скрежет, и меня заливало вкусом крови и заваливало на бок. Я тихо застонал. - Больно!? – она с чувством толкнула иглу поглубже и воровато оглянулась, - А так... ...Под носом у меня тихо лопнула капсула с нашатырём, я приподнял тяжелую львиную свою голову, проясняя омутненный взор: - Вфё? – вместе с сознанием вернулась надежда... - Вот и хорошо, - она убрала нашатырь, - уже лучше... Немного подумала: - Что-то не те мужчины у нас, чуть что, маленько недотерпели… и все...Куда вы всё спешите? - Маска, маска. Глазки сверху масляно поблескивали, голос мурлыкал от восторга, затаенного довольства и еле заметной какой то лихорадочности. – Тебе легче? Я закивал, и в самом деле, без этой иглы боль прошла. - Вот умница, ты же умеешь терпеть? Открой ротик...- я, дурак, откыл пасть, сыр выпал… Тотчас же щуп снова и снова, со скоростью швейной машинки вонзился в меня... Создавалось такое ощущение, что он вырос до размеров лома, которым отец будующей невесты лупит тебя в промежность со всей мочи. "Жми, сука, быстрее!" - мысли во взгляде должны были прожечь ее до костей, так ярко про себя я это кричал! Через тысячу жалких лет она аккуратно вымыла свои кисти и запястья, медленно пропуская между пальцами раздавленное мыло, затем открыла дверь кабинета, в которую кто-то уже ломился и вытолкнула меня в толпу таких же испуганных полуголых придурков. Звучало как: "Гуляй, Вася. Твоя игрушка устала и провисла... Уау, скучно..." С тех пор любое лечение я воспринимал как отраву. Яростнее всего я ненавидел дантистов, да и любой человек в белом для меня подобен был неожиданной болезни – не смертельной, но жутко неприятной, когда даже у любимых сигарет меняется вкус, превращаясь в скопище вдыхаемых кусачих существ. Семь лет я не лечил зубы, хоть и ломал их, и отравлял кофе. Моложе они не становились – темнели, обрастали корой, иногда подгнивали, от них отламывались пластинки, которые вместе с остатками пищи выблевывались в раковину. Шатающиеся зубы я без жалости вырывал сам – непрофессионально, оставляя пеньки, менял жевательные резинки, ел зубную пасту. Если приходила боль, я курил, давил оголенный нерв никотином, вкладывая в зуб размочаленный сигаретный фильтр, тупел от темполгина, белалгина и подобных им "лгинов" - обезболивателей, чей эффект был так же лжив как и название. - Сходи в больницу – без конца долбили родственники, и даже в головке какой-то маленький и противный, трус, напуганный болью, соглашался с ними. А я терпел. Потом свыкся. Боль ждала меня всюду: дома, когда я приходил с холоду, пил горячий или слишком холодный чай, по утрам, едва я открывал глаза, вечерами, начинаясь ни с того ни с сего. Неудобная подушка, положенная не под ту щеку, проблемы на работе – все вызывало одно и то же, заставляя думать только об этом, без конца. Часто Боль возникала из-за чувства вины, от слишком грустных размышлений о несчастной моей судьбе, просто, когда я думал о Боли. Она просыпалась, порождая свою мысль, разгоняя ее до световых скоростей, заставляя толчками биться внутри черепа подобно взбесившемуся коню или паровозу на местных линиях... Потом болело всё – глаза, шея, руки, ломило спину и ноги, неспособный сосредоточиться, я проносил стакан мимо рта, наоборот, со звоном врезался им в лицо и разбивал губы. Не я, а другое, нечеловеческое существо ходило в моем теле из угла в угол, подвывая бросалось на стены, то принималось грызть карандаши и бумагу, то булькало водкой и растворенной в воде содой... А я уставал и уже догадывался, что Бога нет. Однажды этот костюм из меня остановился перед зеркалом и глупо посмотрел на возникшее из небытия изображение. Где-то в пыли чихнули и пошли не заведенные во время часы. Этот звук тиканья облетел холодные стены и уперся в живое, но непонятное создание, оттолкнулся от него и ухнул в отражение, забившись в беспорядке бессмысленных зрачков. Вдали, пока безликий, нечленораздельный возник вопрос: "Кто я?". И с удивлением проснулось и откликнулось: "Человек...". И этот человек, стоящий соляным столбом – Я? Вокруг, собранные неизвестно зачем, гуляли тени, серые и коричневые, пустые, сами себя не чувствующие. И серое же огромное пятно качалось в центре, обволакивая то, что считалось мною. Человек? Я узнал себя в своем теле, несложной машине, которая только с виду не слушается руля. Боль вдруг отдалилась и поглядела с опаской. Не сразу, первоначально она только пряталась, на пробу выпуская свои коготки, поцарапывая и щекоча; потом надолго скрывалась и вдруг бросалась всей массой, будто взрываясь огненным цветком. Я улыбался и, походя, душил ее, говоря, что все в порядке и нет причин... И она промахивалась. А вокруг раскрывался мир. Только ночью, когда сознание засыпало, она продолжала властвовать надо мной, не тревожа, но рождая фантастические картины, которым не место в человеческой природе. Местами Боль принимала образ другой женщины, умоляюще протягивала ко мне руки: - Обними меня... Неужели ты забыл? Много-много таких среди тихих, проведенных в небытии дней... Зачем тебе снова суета? Думай обо мне, тогда и рождается любовь... Под платьем ее гнездилось гладкое тело, цвета морской язвы, и иногда я смеха ради разрывал его руками в стружки, раскидывая вокруг окровавленные куски. Наконец она смирилась и покорно плетется сейчас следом, служа и раболепствуя. |
|
|
| Всего комментариев: 0 | |